09.06.2001 Искусство Викторианской эпохи
ГМИИ Пушкина стыдливо и по чуть-чуть показывает в своем филиале - комнатках Музея личных коллекций - "Искусство викторианской эпохи". Что дает повод признаться - у музейщиков все же есть искусствоведческая совесть. Как следует из пресс-релиза: "Выставка предоставляет уникальную возможность познакомиться с одним из самых интересных периодов истории английского искусства." Действительно, если не считать "прерафаэлитов", искусство Британии XIX века жутко уникально и интересно тем, что ничего интересного в нем не было.
На маленькой выставке живописи английских художников Викторианской эпохи из Лондонской академии художеств зрителя неотвратимо преследует мысль о дежа вю. Вот "Отверженные" Ричарда Редгрейва. Молодая незамужняя женщина с младенцем, изгнанная из отчего дома главой семьи. Миловидное личико, театральная аффектация, несмелая гладкая живопись. Очень напоминает критические полотна Василия Перова, сюжет которых словно заимствован из пьес А.Н.Островского. Вот "Два веронца" Альфреда Элмора. Запечатлена сцена из комедии Уильяма Шекспира. И снова та же гладкопись, те же миловидные лица, та же аффектация. Весьма похоже на занимательные картины из русской истории, написанные в 70-е годы XIX века членами Российской академии художеств В. Якоби, Г. Седовым, К. Маковским. Вот "Предсказательница" Эдуарда Пойнтера. Сюжет разворачивается в древнеримских банях. Самозабвенное любование прихотливой роскошью интерьера - драгоценными тканями, разноцветными мраморами, золотыми кувшинами - напоминает о причастности Пойнтера к так называемому "Эстетическому движению", провозгласившему элитарность самого процесса творчества. Пленительные фигуры купальщиц как будто скопированы с полотен Веронезе. В России любителем подобной пряной, чувственной античной роскоши был Генрих Семирадский. Как и картины Пойнтера, полотна Семирадского удовлетворяли простодушный вкус крупной буржуазии. Вот, наконец, "Русалка" Уильяма Уотерхауса. Написана точно на рубеже XIX - XX веков. Потому является программной для символизма. Выставлена в торце зала, в своеобразной алтарной нише. Как объяснила мне куратор выставки Анна Познанская, ниша не алтарь, а грот водяного царства. Сидит задумчивая русалочка на камушке. Гребешком волосы расчесывает. Ну как тут не вспомнить васнецовскую "Аленушку", созданную, кстати, на двадцать лет раньше. То же томление, та же нега, тот же мерцающий фон. Он соотносится с сидящей объемной фигурой наподобие театрального задника оперного спектакля. Забавно, кстати, что в 1885 году и сам Виктор Васнецов обращался к русалочьей теме. Был автором декорации "Подводного терема" к опере А. Даргомыжского "Русалка".
Подобные непроизвольные сближения русской и английской живописной традиций второй половины XIX века наблюдать очень интересно. Во времена правившей шестьдесят четыре года Англией королевы Виктории отношения художников с их альма матер - академией - строились по тому же принципу любви-ненависти, что и у россиян. С одной стороны, художники желали преодолеть мертвый канон. В Англии протест выразился в творчестве "прерафаэлитов", искавших правду искусства в проторенессансе, времени, когда идеальный стиль Рафаэля не стал общей догмой. В России протест имел социально-политическую направленность. Правда искусства понималась как правда жизни. С другой стороны, новые идеи формулировались старым языком. Боровшиеся против академической рутины русские передвижники в построении своих жанровых мизансцен использовали проверенные классические схемы. Многие полотна английских прерафаэлитов смотрелись бы сегодня весьма органично и внутри экспозиции живописи из собрания лондонской Королевской академии.
Благодаря консервативной системе академического образования границы художественных школ второй половины XIX века стали почти прозрачны. Однако подлинных шедевров живописи в этой объединенной художественной Европе не отыскать днем с огнем. За исключением двух виртуозных по исполнению аллегорических портретов в манере Тициана ("Тщеславие" Ф. Коупера) и Веласкеса ("Воспоминание о Веласкесе" Дж. Миллеса) и одного осеннего пейзажа Д. Коула в стиле Д. Констебля никаких откровений нет и на новой выставке.
О том, как постепенно закисало и подвяливалось местное салонно-академическое искусство, как оно безнадежно шарило по карманам итальянского Возрождения, старых фламандцев, французского маньеризма, Веласкеса, как пыталось продлить жизнь недавно скончавшемуся Констеблю, как слюнявило странички шекспировских пьес, рассказывает коллекция из 25 картинок Королевской Академии Художеств из Лондона. Имена этих академических мэтров так же знакомы нашему зрителю, как британцам фамилии авторов костромских "примитивов". Впрочем, не совсем так - имеется Джон Эверетт Миллес. Но какой! Не тех героических времен, когда он вместе с собратьями-"прерафаэлитами" Россети, Хантом, Вульнером и др. хотел увести английскую живопись подальше "за Рафаэля", в средневековато-ремесленное кватроченто, когда выстаивал под косящей критикой Чарльза Диккенса, писавшего: "Вульгарнее Миллеса быть ничего не может..." Нет, речь идет о позднем Миллесе, когда он уже утопил свою "Офелию", растерял друзей (Вульнер сбежал в Австралию, Хант - на Восток, Россети забрался расписывать на леса Союза обществ в Оксфорде) и получил последний критический пинок от журнала "Атенеум": "Натуралистичен и антирелигиозен!" Миллес пошел сдаваться в Королевскую Академию художеств, которую не столь давно поносил. Надо, полагать не для получения мастерской, как некогда при приеме в Союз художников, а чтобы накормить свое голодное честолюбие. На конкурс соискателей академической степени (кстати, вся выставка состоит из подобных "соискательных" работ) Миллес лихо отмахал женский портретик, поклонившись академикам "Воспоминаниями о Веласкесе". Нет, правда, чудный портретик. На фоне остального - просто шедевр. Остальное - это "Отверженные" Ричарда Редгрейва, где папаша, моралист-садюга , словно в мыльной опере, пафосно изгоняет в уэльскую снежную ночь дочурку с незаконорожденным младенцем, до душевной щикотки пюселяжная (в переводе на русский - прилагательное от "лапуля") "Дочь школьного учителя" Джеймса Сэнта, профессиональные древнеримские греки в "Предсказательнице" Эдварда Пойнтера. Фанаты фильма "Индиана Джонс. Последний крестовый поход" с удовольствием будут рассматривать руины "Ворот Большого храма в Баальбеке" Дэвида Робертса. Любителям живописной "клубнички" (с чешуйками) придется по вкусу "Русалка" Уджона Уотерхауса, о которой музейщики в пресс-релизе с трогательным формализмом написали: " Скрытая здесь тема неудовлетворенной страсти и недосягаемой женской красоты обращает нас (видимо, их - музейщиков) к одной из ведущих линий искусства Ар Нуво." Чтобы актуализировать и как-то приблизить тогдашнее британское искусство русскому зрителю, куратор выставки г-жа Анджела Саммерфилд привезла два показательных опуса - "Забастовку" Хьюберта Херкомера и "Революцию" Валентайна Принсипа. На одной картине семейство рабочего тупо смотрит на зрителя, на другой - вдрызг пьяная санкюлотка лупит в барабан.
Сверху вниз:
1. Общая панарама выставки
2. У.Уотерхаус. "Русалка", 1900 г.
 Бодегонес |  Бодегонес |  Музейноe собраниe |