Передача знаний Питера Веласкесу. Страница 2

1-2-3-4

Не только при испанском дворе жили эти маленькие обездоленные люди, чье уродство было предметом постоянных насмешек. Целые их армии заселяли все дворы Европы. Ими играли и взрослые. Короли, устав от дневных забот, тоже потешались ими. Их жалкие, тщедушные тельца облекали в зеленые ливреи, что делало их похожими на кузнечиков. Им предписывалось не ходить, а постоянно прыгать, не говорить, а пищать. Был даже разработан целый комплекс поведения придворного карлика. В человеке воспитывали шута. Его величество приказывал брать их с собою даже во время поездки в Эскориал. Они должны были, не нарушая серьезности обстановки, понимая всю ответственность положения, не давать тоске проникнуть в королевское сердце. Художник от души жалел этих крошечных людей, чей шутовской удел для многих был театральным представлением.

— Добрый день, Паблиллос, — приветствовал Веласкес невысокого человека в длинном, до пят, черном плаще. — Сегодня прекрасная погода, не правда ли? На дона Диего взглянули глаза — две запятые на белом гипсовом слепке.

— Правда, маэстро, правда. Еще немного, и солнце, перестав любить землю, спрячется за темные тучи. Утра станут походить на вечер, а дни уподобятся ночи. Душа человеческая, преисполнившись смятением, запросит пощады, но не умилостивить разгневанного бога...
— Не надо, мой друг, это не театр,— остановил его художник.— Пойдем лучше ко мне в мастерскую.
Тут, несмотря на толщину стен, кажется, отовсюду дует пронизывающий ветер. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
— Благодарю, маэстро. Вам-то бог не забыл вложить в душу сердце.
В мастерской было тепло и от этого казалось светлей. Правда, комнату освещал еще камин да бросэро1. Паблиллос протянул над ним руки.
— Я решил попробовать написать тебя, Паблиллос.
— Маэстро оказывает мне честь,— шут королевского корраля2 театрально поклонился.— Но что может дать искусству, великому искусству, мой портрет? Разве мало их «украшает» стены дворцов? Может, маэстро забыл, что в Альказаре, который он покинул не более трех дней тому, вся парадная лестница увешана прелестными личиками и фигурками моих собратьев?

Он гмыкнул и ядовито продолжал:
— А впрочем, я согласен, ведь моего только согласия не хватало, верно? Маэстро, идя по стопам своих предшественников, хочет продлить галерею идиотов. Пройдут века, уйдут в другой (несомненно, прекрасный) мир все населяющие землю сегодня, а я останусь висеть на стене, как образец пережившего века кретинизма. Мы можем гордиться, ведь физические недостатки становятся предметом гордости. Может случиться так, что в будущем будут говорить о сложившейся традиции в нашей живописи писать такие портреты. Пишите, маэстро. Где же кисти, Хуан?

Он развалился в кресле, откинув плащ и вытянув ноги.
— Мне бы не хотелось спорить и ссориться с тобой, Паблиллос. Если уж ты так недоволен, я не буду писать. Только мне кажется, ты не прав. Что плохого в том, что маэстро Алонсо Санчес Коэльо писал портреты карликов? Ты захотел сделать обобщение, по оно прозвучало, прости меня, с позиций злого человека. Ты артист, Паблиллос, и не хочешь понять артиста. Все живое достойно изображения. Почему ты считаешь, что я хочу создать твой портрет только для того, чтобы и после твоей смерти над тобой смеялись? Видит бог, я не хотел такого. Ведь когда будут, смеяться над твоим лицом, будут смеяться над моим трудом, моим полотном. Почему ты не подумал, что от этого будет горько и больно мне?

— Маэстро, я слышал немало прекрасных слов на своем веку, немало говорю их с подмостков сам. Но вас... вас я люблю, дон Диего, и очень боялся, что вы вдруг окажетесь похожим на них...
Паблиллос сделал выразительный жест рукой.
— Теперь не гневайтесь и не гоните меня. Посмотрю, посижу у вас тут.

Хуан протянул дону Диего кисть. Маэстро провел ею задумчиво по ладони, потом подошел к мольберту. Работа продолжалась. На сей раз он писал картину на мифологический сюжет. Но те, кто был во время карнавала в честь Бахуса на рыночной площади, невольно вспомнили бы этот день. Пожалуй, ни один из бодегонес, написанных ранее, не был так реалистичен. Сила реализма в соединении с талантом помогла достичь совершенства.

В тени зеленого дерева, на фоне горного ландшафта и вечерней сини голубого неба, живописной группой расположились девять человек. Компания пикарос из общества Бахуса собралась погулять. Посредине восседает широколицый, полноватый юноша — сам Бахус — добрый бог вина и веселья. Но как мало в его облике от античного бога! Это скорее один из бродяг нарядился сегодня в олимпийские одежды. Компания пирует. Позабыты житейские невзгоды, тяготы и лишения. Бахус — единственный «античный» образ мифологической картины. Весь его облик свидетельствует о том, что игра ему по душе. Он ничуть не смущен своим окружением. Прикрыв ноги бело-розовым покрывалом, Бахус вытянул руки, чтобы увенчать стоящего перед ним на коленях человека венком из больших листьев. Вокруг Бахуса расположилась веселая компания. Слева от него человек в войлочной шляпе. На его лице, испещренном морщинами, широкая улыбка, в руках — чаша с вином. Оно-то и развеселило всех, заставив мир сиять новыми красками. Собравшиеся погулять вовсе не напоминают героев мифа.

Сколько времени потратил Веласкес, пока нашел нужные модели для картины! Он исходил все беднейшие кварталы Мадрида. На углу одной из улиц ему повстречалась весьма живописная фигура, расположившаяся прямо на земле.
— Кто ты, человек?
— Бродяга, ваша светлость.
— Чего ради ты так решил величать меня?
— Вы закрыли мне солнце, полагая, очевидно, что излучаете света не меньше, чем оно. Я решил не огорчать вас, может, господину это важно.
Веласкес засмеялся.
— Шутник. Как же гебя зовут?
— Раньше — Педро, а теперь — Гальярдо3. Вы не думайте, я заслужил это имя на пласа де торос4. Не всегда такой дырявый наряд украшал меня.
Он брезгливо двумя пальцами оттянул плащ. На его теле больше ничего не было.
— Были времена, когда прекрасные дамы при виде меня лишались чувств, а девушки бросали к моим ногам букеты роз. — он мечтательно закатил глаза.— Эх, что и говорить... прима эспада5.

Плут явно врал. Слишком простыми были его речь и манеры. Он кого-то не очень удачно копировал и так вошел в роль, что искренне верил сам в то, что с ним такое было. Веласкес слушал его болтовню, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Потом протянул ему монету и приказал через день приходить к восточным воротам Альказара. Так нашел он своего «человека в войлочной шляпе». Жизнь опять пошла обычным чередом: туалетная, тронный зал, опочивальни, зимний сад, охотничий домик. Когда же прикажете писать? Думал, пока король со свитою прибудет в Эскориал, он немного поработает — не вышло. Хоть бы побыстрее весна, может, она принесет перемены?

Прошла зима. Собирался возвращаться домой сеньор Питер Рубенс. В один из последних дней он долго оставался у короля. О чем они говорили с его высочеством, для Веласкеса осталось тайной. Только на следующий день король зашел в мастерскую маэстро и с деланно скучным видом сказал ему, что для него приготовлен сюрприз.

«Враги не спят ночью» — гласит поговорка. Не мог по-прежнему успокоиться и маэстро Висенте Кардучо. Со свойственной ему пренебрежительностью он говорил «фавориту живописи» небрежные похвалы. Опять появились рукописи почти оконченных его «Диалогов», где были слова, которые прямо относились к Веласкесу. «Причиной его неоправданного честолюбия было злоупотребление портретами; он подчинил благородное искусство скромным вкусам, как мы видим теперь по большому количеству картин с натюрмортами, вульгарных и жалких по замыслу, с пьяницами и игроками... Художнику хотелось изобразить... плутов.., унижая само искусство и репутацию художника».

Веласкес больше не обращал внимания на выпады из стана врагов. Его беспокоил единственный вопрос: что же готовит ему король? Рубенс уезжал. Шли последние приготовления. Великий фламандец обещал писать своему юному другу.

Последняя их беседа особенно взволновала молодого маэстро. Он, которого мадридский двор приучил к сдержанному выражению чувств, был буквально потрясен силою эмоций Рубенса. В ответ на его щедрые похвалы Веласкес смущенно молчал. Внимание его привлекла стопка эскизов, а среди них — портретный набросок человека в форме адмирала. Рубенс перехватил его взгляд и, прервав себя на полуслове, «представил» Веласкесу адмирала Амброзио Спинолу как очень талантливого человека, рыцаря славного рода, образованного, одаренного. Рубенс писал его портрет в 1625 году, когда тот со свитой ехал через Антверпен после сдачи крепости Бреды. Художник встречался с ним еще несколько раз, в 1627 и 1628 годах. И каждый раз проникался к адмиралу еще большей симпатией.

Даже на эскизе победитель при Бреде выглядел очень усталым. Живописная поза, богатый костюм, блеск ярких, живых красок не смогли этого скрыть. Веласкес долго смотрел на руки, нервно охватившие шпагу и маршальский жезл. Живопись знакомила маэстро с интересным человеком. Доведется ли встретить его в жизни?

В мастерской без Рубенса стало совсем пусто. Как не хватало маэстро, этого доброго и щедрого душой человека!


1 Медный таз с горящими углями, прикрытый решеткой.
2 Название стационарного театра в Испании, пришедшего на смену бродячим труппам.
3 Смельчак (исп.).
4 Цирковая площадь, где происходит бои быков (исп.).
5 Лучшая шпага, лучший матадор (исп.).

1-2-3-4


Папа Иннокентий X

Папа Иннокентий X

Папа Иннокентий X



Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Диего Веласкес. Сайт художника.